Жизнь этого парня  - Тобиас Вулф

Пэкард говорил, что в Америке более трех тысяч частных школ. И лишь очень малое их количество удовлетворяло его стандартам эксклюзивности. Он точно определял их в кратком списке – почти том же, который я слышал от Джеффри. Я понял, размышляя над этими названиями в библиотеке старшей школы Конкрита, что та блестящая жизнь, которую они обещали, напрямую зависела от того, как высоко ты поднимешься над всеми остальными. Я не хотел, чтобы меня кто-то обходил. Теперь, когда я чувствовал возможность такой жизни, мысли о любой другой угнетали меня.

Пэкард разъяснял свою позицию, говоря, что доступ в эти школы практически закрыт для чужаков. Но он особо упомянул, что там выделяют стипендии и большая часть стипендий идет на «потомков некогда подававших надежды студентов, которые находятся в затруднительном положении». Это дало мне ощущение, что люди в Дирфилде только и делали, что сидели в ожидании моего письма.

Я написал и разослал заявления. Школы отвечали быстро. Они присылали пояснительное письмо, сквозь холодную вежливость которого мне удавалось расслышать трепещущее воодушевление. Я получил доброжелательное письмо от Джона Бойдена, нынешнего директора школы Дирфилда, сына человека, который вышвырнул моего отца. Он сказал, что школа в этом году уже завалена заявлениями, и рекомендовал подать документы в другие школы. Его список был уже знаком мне. В постскриптуме, написанном от руки, он добавлял, что помнит моего отца и желает мне только удачи. Я зациклился на этом сердечном жесте как на сигнале о расположении и поддержке.

Когда все формы пришли, я сел за их заполнение и натолкнулся на непреодолимую стену. По заданным вопросам я понял, что для того, чтобы попасть в одну из этих школ, мало просто получить стипендию. Я должен быть по меньшей мере мальчиком, которого описывал своему брату и, вероятно, даже лучше. Джеффри верил мне и так. Эти школы – нет.

К каждому из заявлений требовались сопроводительные документы. В школах хотели письма от учителей, тренеров, психологов и, если возможно, их собственных выпускников. Они просили предоставить отчет о моей общественной деятельности и оставили место для ответа, приводящее в уныние. То же самое со спортивными достижениями, с зарубежными поездками и иностранными языками. Я понимал, что эти требования должны были быть подтверждены рекомендательными письмами. Они хотели мой табель успеваемости, который бы послала им моя школа на официальном бланке. И наконец, требовали пройти тест на пригодность обучения в подготовительной школе, который проводится в январе в школе Лэйксайд в Сиэтле.

Я был в замешательстве. Каждый раз, когда я глядел на эти формы, я приходил в отчаяние. Их белизна казалась враждебной и бесконечной, как пустыня Сахара. У меня не было ничего, что я мог бы убедительно изложить. В течение дня я сочинял высокопарные фразы, а ночью, когда приходила пора их записывать, я понимал, насколько это глупо. Формы оставались незаполненными. Когда моя мать начала торопить меня с отправкой, я перенес их в свой шкафчик в школе и сказал, что обо всем позаботился. Я не беспокоил учителей просьбами написать мне похвалы, которых по факту они написать не могли; или отправить мою коллекцию «троек». Я был близок к тому, чтобы сдаться – быть реалистом, как любили говорить люди, имея в виду то же самое. Это «быть реалистом» оставляло горечь на душе. Это было новое для меня чувство, и мне оно не нравилось, но я не видел выхода.

Позвонил отец. Он позвонил ночью, когда и Дуайта, и Перл не было дома, и это было везением, потому что моя мать взяла трубку и мгновенно изменилась в лице. Она стала вести себя как девочка. Я понял, кто звонит, и стоял возле нее, стараясь расслышать слова в грохотании голоса моего отца. Говорил в основном он. Мать улыбалась и кивала. Время от времени она недоверчиво посмеивалась и говорила: «Надо посмотреть» и «Я ничего об этом не знаю». Наконец она сказала: «Он здесь, рядом» и протянула мне трубку.

– Привет, приятель, – сказал отец, и я смог почувствовать его, его медвежье грузное тело, его табачный запах.

Я поздоровался.

– Твой брат рассказал мне, что ты думаешь о поступлении в Чоут, – сказал он. – Лично я думаю, что тебе было бы лучше идти в Дирфилд.

– Ну, я только что подал заявку, – сказал я. – Может, я не попаду.

– О, ну ты-то попадешь, уж такой-то парень, как ты!

Он пересказал мне то же, что я рассказал Джеффри.

– Я не знаю. Они получают очень много заявок.

– Ты попадешь, – сказал он строго. – Вопрос лишь в том, какую школу выбрать. Я просто предположил, что Дирфилд более подходящий по масштабу вариант, чем Чоут. Давай посмотрим на это здраво: ты привык быть большой рыбой в маленьком пруду – ты можешь потеряться в Чоуте. Но выбирать все равно тебе. Если ты хочешь поступать в Чоут, ради бога, иди в Чоут! Это хорошая школа. Чертовски хорошая школа.

– Да, сэр.

Он спросил меня, куда еще я подавал заявление, и я прошелся по списку. Он дал свое одобрение, затем добавил:

– Имей в виду, Эндовер это что-то вроде фабрики. Я не уверен, что послал бы туда своего парня, но мы можем поговорить об этом, когда придет время. Сейчас план такой…

План заключался в том, что я должен поехать в Ла Йоллу, как только закончится школа. Затем Джеффри вылетит из Принстона после выпускного, и мы втроем проведем все лето вместе. Джеффри будет работать над своим романом, пока я начну готовиться к занятиям в Дирфилде. Когда нам нужен будет отдых, мы могли бы пойти поплавать на пляж, который расположен ниже по улице, где находится квартира. И позже, когда он увидит, что все идет хорошо, наша мама сможет присоединиться к нам. Мы снова станем семьей.

– Я наделал ошибок, – сказал он мне. – Мы все наделали. Но это позади. Верно, Тобер?

– Верно.

– Не сомневайся. Мы начнем все сначала. И вот еще что: никаких больше Джеков. Ты не можешь пройти в Дирфилд с именем вроде Джека. Понял?

Я ответил, что понял.

– Хороший мальчик.

Он спросил, правда ли, что мой отчим бьет меня. Когда я ответил, что это правда, он сказал:

– В следующий раз, когда он сделает это, убей его.

И затем он попросил снова передать трубку матери.

После того как она повесила трубку, я рассказал ей, о чем мы говорили.

– Звучит и правда здорово, – сказал она. – Но не полагайся сильно на это.

– Он сказал, что ты тоже приедешь.

– Ха! Вот о чем он думает. Я была бы сумасшедшей, если бы пошла на это.